Cайт Конфедерации революционных анархо-синдикалистов": [Публикации]
Если мы проанализируем историю борьбы трудящихся в России за последние 17 лет, то увидим, что эта борьба не развивается постепенным, эволюционным путем, шаг за шагом, но носит взрывчатый, скачкообразный характер. За долгими периодами раздавленности и пассивности пролетариата (то есть класса обездоленных, лишенных власти над средствами производства и общественной жизнью в целом, людей) следуют резкие всплески пролетарского сопротивления. Эти бурные вспышки пролетарского сопротивления были обусловлены в конечном счете кризисом существующей в данный момент модели российского капитализма, кризисом, толкающим пролетариев на борьбу. Но в оба периода подъема пролетарской борьбы – в 1989-1991 и 1998-1999гг. – у пролетариев в их подавляющем большинстве отсутствовало понимание того, чем и как нужно и можно заменить капиталистические порядки. У них отсутствовало революционно-социалистическое сознание. Поэтому выход из капиталистического кризиса осуществляла консолидировавшаяся на новой основе буржуазия. Она осуществляла переход к новым формам своего господства и новым способам эксплуатации пролетариата, что обеспечивало ей еще несколько лет сравнительно спокойной жизни.
Но русская буржуазия в условиях упадка мирового капитализма всегда оказывалась неспособной преодолеть тупиковый характер российского капитализма, поэтому новый кризис был неизбежен. Подобная история повторялась уже дважды. А происходящее с начала 2005г. расшатывание путинской модели государственно-монополистического капитализма показывает, что не за горами уже третий на памяти живущего сейчас поколения кризис российского капитализма, кризис, исход которого далеко не предрешен и который может завершиться либо пролетарской революцией, либо повторением старой истории – т.е. приходом к власти новой буржуазной группировки. Что должно делать движение трудящихся, чтобы не наступать на старые грабли и, выдвинув собственную освободительную альтернативу, вырвать общество из болота маразма и разложения?
Первый - и наиболее мощный - подъем пролетарской борьбы приходится на 1989 – 1991гг. – на эпоху шахтерских стачек. Они стали пролетарской классовой реакцией на экономический кризис существовавшего в СССР государственного капитализма. Однако бастовавшие шахтеры – а равным образом и другие пролетарии – хорошо знали, против чего нужно бороться, но плохо представляли себе, за что нужно бороться, чтобы освободиться от угнетения. В большинстве своем они разделяли иллюзии, что переход от государственного к частному капитализму даст им свободу и благосостояние. Поэтому шахтерское движение шло по ниспадающей линии. Самой классово самостоятельной и мощной была стихийная шахтерская забастовка 1989г. Однако, созданные в ходе нее шахтерские профсоюзы очень быстро оказались под контролем буржуазных групп, стоявших за переход к частному капитализму. Шахтерские стачки 1990-1991гг., организованные этими профсоюзами, по классовой самостоятельности намного уступали замечательной стихийной всеобщей стачке 1989г.
Переход к рыночно-монополистическому капитализму 1990-х годов нанес смертельный удар по рыночным иллюзиям пролетарских масс и почти смертельный удар по организованному рабочему движению 1989-1991гг. В условиях краха производства пролетарский протест был парализован. Почти все силы пролетариев уходили на борьбу за индивидуальное выживание. Рабочие организации 1989-1991гг. либо развалились, либо попали под контроль разных буржуазных группировок, немалая часть лидеров шахтерских забастовок пошла в услужение буржуазии.
Новый всплеск пролетарской борьбы приходится на 1998-1999гг. Он совпадает с кризисом капитализма олигархической растащиловки. Этот кризис наступил тогда, когда все было приватизировано и буржуазия волей-неволей должна была перейти от обогащения за счет труда прошлых поколений к планомерной эксплуатации современного поколения и ограблению поколений будущих (последнее осуществляется посредством экспорта энергосырья).
Пролетарские выступления 1998-1999гг. (рельсовая война, пикет на Горбатом мосту, Выборг и Ясногорск) не выдвинули сознательной революционно-социалистической альтернативы буржуазным порядкам. Если в 1989-1991г пролетарии, замордованные деспотизмом государственного капитализма, в большинстве своем разделяли иллюзии о частном капитализме, то в 1998-1999гг, измученные вакханалией частно-олигархического капитализма, они склонны были поддаваться иллюзиям о государственно регулируемом капитализме. В обоих случаях речь шла о выборе в пределах капиталистического строя, а не о прорыве к другому обществу.
Такое пролетарское политическое сознание 1990 – 1999гг. являлось всего лишь зеркальным отражением капиталистических порядков. Оно хотело выбирать из двух типов капитализма тот, который считало лучшим.
Освободительная революция пролетариата возможна только в период общественного кризиса. Однако не всегда возможность переходит в действительность. Для ее реализации требуется наличие у значительной части пролетариев сознания того, что нужно бороться не за смену одних форм эксплуатации на другие, а за уничтожение эксплуатации вообще. Если этого нет, то буржуазия сама осуществляет выход из кризиса, изменив формы и методы своего господства. Именно это произошло в 1999 – 2000гг.
Беспорядочный грабеж сменился при Путине грабительским порядком. Вакханалию всеобщей растащиловки сменила упорядоченная безжалостная эксплуатация пролетариата. Чересчур возомнившие о себе пресловутые «олигархии», являвшиеся на самом деле лишь приказчиками чиновничьего аппарата, были поставлены на место. Наступила путинская стабилизация. Окончательно установилась система государственно-монополистического капитализма – синтез государственного капитализма эпохи СССР и монополистического капитализма 1990-х годов. Государство сосредоточило в своих руках источники стратегического сырья и валюты, опираясь на могущественный Газпром.
Однако путинская стабилизация имела непрочный и неустойчивый характер. Вся российская экономика держится в первую очередь на экспорте нефти и газа, к чему, правда, следует добавить также экспорт оружия. Поэтому российская экономика представляет собой неустойчивое единство множества противоречий. Относительно благополучные регионы нефтедобычи и Москва, где концентрируются финансовые потоки, представляют собой острова, окруженные морем нищеты, деградации, возврата к натуральному хозяйству. Обновления и модернизации средств производства на большинстве даже прибыльных предприятий не происходит, и промышленность приходит в упадок. По подсчетам современного буржуазного экономиста М. Делягина, износ инженерных и коммуникационных сетей составляет в России 60-70%, в т.ч. износ котельных – 54,5%, водопроводов – 65,3%, канализации – 62,5%, теплотрасс – 62,8%, электросетей – 58,1%, водопроводно-насосных станций – 65,1%, канализационных насосных станций – 57,1%, очистных сооружений водопровода – 53,9% и канализации – 56,2%, трансформаторных подстанций – 57%. Физический износ улично-дорожной сети превысил 52%, мостов – 45%, путепроводов – 56%, 12 – 15% жилищного фонда нуждается в капитальном ремонте. В 2004г. из-за износа коммуникаций в жилищно-коммунальном хозяйстве терялось до 70% тепла, 30% воды, 18% электроэнергии (см. М.Г. Делягин. Россия после Путина. Неизбежна ли в России «оранжево-зеленая» революция? М., 2005, с.178).
Из разоренной российской провинции (а также из стран СНГ, где положение еще хуже) миллионы обездоленных пролетариев направляются на заработки в центры российской капиталистической экономики. Там их ждут тяжелый и низкооплачиваемый труд и полурабская зависимость от хозяев и ментов. Очень большая часть этих пролетариев концентрируется в производстве, ориентированном на обеспечение потребления паразитического буржуазного класса (речь идет в первую очередь о буржестройках).
И по природным условиям, и по численности населения Россия не похожа на Кувейт. Доходов от экспорта нефти не хватает и не может хватать не только для трудового населения, но и для самого буржуазного класса (в этом последний входят не только владельцы заводов, газет, пароходов, но и колоссальный чиновничий аппарат власти и управления – от мента до президента). Паразитическое потребление буржуазии при узком производственном базисе может быть обеспечено лишь за счет чудовищной эксплуатации и нищеты пролетариата. При Путине произошел новый виток экспроприации пролетариев, лишения их всех и всяких прав и гарантий. Началось все с отмены КЗОТа, а вслед за этим настала очередь пенсионной реформы, реформы ЖКХ и прочих мер, лишающих пролетариев последних остатков системы социального обеспечения.
Ответом на новое наступление капитала стали пенсионерские бунты начала 2005г. Эти бунты тем больше напугали господствующий класс, что совпали во времени с «цветными революциями» на Украине, в Киргизии и Узбекистане. Утверждение о том, что эпоха революций закончилась, рухнуло, и в затхлом болоте русского капитализма повеяло бешенством ветров.
Однако русский капитализм устоял – и не мог не устоять, точно так же как устоял капитализм в Украине и Киргизии. Парадокс «оранжевых революций» заключался в том, что они происходили в эпоху упадка капитализма, когда буржуазная революция и даже буржуазная реформа, выводящая капитализм на новый уровень прогрессивного развития, были невозможны, но у выступивших против нищеты и бесправия пролетариев напрочь отсутствовало понимание необходимости борьбы за социалистическую революцию. «Оранжевые революции» не ставили целей, выходящих за рамки капитализма. В результате на Украине все кончилось тем, что «отец украинской демократии» Ющенко назначил премьером своего бывшего конкурента Януковича. Все вернулось на круги своя, а украинским пролетариям остался лишь горький, но необходимый опыт – можно ли надеяться на доброго буржуя в качестве спасителя от буржуя злого.
В России волна пенсионерских протестов спала. Созданные в ходе нее Координационные советы из организаций массовой борьбы превратились либо в поле интриг буржуазной оппозиции (Ленинград, Уфа, Ижевск), либо в приводной ремень троцкистской протопартии (Пермь). Однако великий страх русского правящего класса, пережитый им в начале 2005г., не был всего лишь не имевшим последствий эпизодом. Стало понятно, что путинская стабилизация подходит к концу, что новые пролетарские протесты против буржуазной эксплуатации неизбежны, и что буржуазии нужно оседлать эти протесты, чтобы сохранить свою власть. Разные антипутинские группы буржуазной оппозиции – от либералов до НБП и КПРФ - стали фактически действовать единым фронтом.
Однако не прекратилось и брожение в пролетарских низах. После пенсионеров на борьбу стали подниматься и промышленные рабочие. После спада забастовочной борьбы в начале 2000-х годов она вновь пошла на подъем.
В 2006г. 5-дневной забастовкой добились повышения зарплаты в 2.5 раза рабочие Калининградского янтарного завода (подобный успех объясняется в первую очередь тем, что предприятие является мировым монополистом по добыче янтаря (95%!) и капиталистам дешевле обойдется поднять зарплату рабочим, чем допускать длительные забастовки). Состоялись акции протеста нефтяников Тюменской области с требованием повышения зарплаты и отказа от системы штрафов. Весь 2006г. продолжались волнения на Воронежском экскаваторном заводе, апогеем которых стал захвата рабочими в заложники управляющего заводом Тарасова (июль 2006г.). В середине июля забастовали рабочие Уфимского приборостроительного завода, протестуя против увольнения рабочего активиста Андрея Колыбанова и требуя отставки директора завода. Победой кончились летние забастовки троллейбусников Махачкалы, водителей маршруток Сочи и Самары. Брожением охвачены предприятия Санкт-Петербурга и Ленинградской области (морской порт, завод Форда и т.д.). Перечень можно продолжить.
Подобное оживление борьбы промышленного пролетариата объясняется несколькими причинами. Экономический подъем путинских лет имел весьма ограниченный характер , но он все же не был всего лишь выдумкой режима. Этот подъем затронул отрасли, обеспечивающие экспорт сырья (нефть и газ), военную промышленность, а также производство, обеспечивающее потребление буржуазии и мелкой буржуазии («буржестройки» и сфера обслуживания). Российская промышленность так и не поднялась до уровня 1990г. Однако по сравнению с 1990-ми годами, когда предприятия стояли и уже поэтому забастовки были невозможны, ситуация изменилась.
Изменение ситуации сказалось и в том, что на заводы пошла, хотя и тонким потоком, пролетарская молодежь. В 1990-е годы наиболее смелые, энергичные и потенциально способные к революционной борьбе молодые пролетарии шли не на заводы, а в торговлю или в бандитизм. В большинстве случаев они гибли там, но иногда могли выбиться наверх, в буржуи. Сейчас все места наверху заняты, а капиталистическая промышленность нуждается в пролетарском поте и крови. Молодые пролетарии, немалая часть которых работает в чужих городах, не имеют и тех скудных остатков социальной обеспеченности (квартира, дача и т.п.), которые есть у пролетариев старших поколений. Все условия жизни отбивают у пролетарской молодежи веру в защиту государства – государства, от которого она не видит ничего, кроме ментовских поборов и издевательств. Все условия жизни приучают современную пролетарскую молодежь надеяться только на собственную силу. Произойдет ли переход от индивидуальной борьбы за собственное выживание к коллективной борьбе за общее освобождение – зависит от многих обстоятельств. Одним из них являются и действия людей, считающих себя пролетарскими революционерами.
Борьба промышленного пролетариата современной России возникает почти на пустом месте. Живой памяти о великом революционном движении 19 – начала 20 века не осталось, как не осталось живой памяти и о пролетарских протестах 1950-1960-х годов. Организации трудящихся, созданные в перестроечную эпоху, либо давным-давно развалились, либо стали инструментами буржуазии. Все нужно начинать заново. И от того, как и на каких позициях будет создаваться сейчас рабочее движение России, зависит его судьба и судьба всего российского общества на ближайшую историческую эпоху.
Одним из факторов, который обусловит характер складывающегося рабочего движения, станет деятельность людей и групп, считающих себя пролетарскими революционерами. Мнение значительной части таких людей и групп о перспективах рабочей борьбы и своего места в ней весьма ярко выразил активист Марксистской группы «Рабочая демократия» Kollo d’Herbois: «Так называемый «экономизм» или «тред-юнионизм», как ни плох он с точки зрения «абсолютных», конечных целей общепролетарской политики, и как бы ни противоречил он светлым догматам высокой теории – тред-юнионизм этот есть объективно неизбежный этап в развитии классовой борьбы в сегодняшней России в ее конкретно-исторических условиях…
…В России…, в условиях, когда рабочие совершенно бесправны и бессильны перед произволом капиталистов, о таком «реформизме» приходится только мечтать – было бы хоть некое подобие организованной рабоче-профсоюзной борьбы!» (Kollo d’Herbois. Классовая борьба в ОАО «Морпорт Санкт-Петербурга»// «Рабочая демократия», №1(92), январь 2006г.). Как видим, Kollo d’Herbois придерживается теории этапов, согласно которой рабочие первоначально должны пройти стадию борьбы за экономические интересы и лишь затем приступать к борьбе за социальное освобождение. Кроме того, он считает, что экономическая борьба рабочих неизбежно организуется и возглавляется профсоюзами, их же политическая борьба – партией. Подобные представления приобрели у многих левых всю прочность предрассудка, однако они противоречат подлинной истории пролетарской борьбы и уводят борьбу пролетариев современной России на тупиковый путь.
Практически все ранние – и наиболее революционные – организации пролетариата в разных странах не были ни профсоюзами, ни партиями в позднейшем смысле, ибо они соединяли борьбу за экономические интересы рабочих с борьбой за социальную революцию. В России первыми организациями рабочих были возникшие в 1870-е годы Южнорусский и Северорусский союзы рабочих. Создавшие их в сотрудничестве революционерами – интеллигентами рабочие активисты были социалистами и революционерами и соединяли экономическую стачечную борьбу с работой по подготовке социальной революцией. Все русское рабочее движение конца 19 – начала 20 веков создавалось не профбюрократией, а революционерами. Его величие, его размах и решительность обусловливалось соединением двух потоков – революционного сознания, которое представляло собой проделанное революционерами обобщение опыта самих рабочих с пролетарской самодеятельностью и инициативой. С-р. максималист Г. Нестроев писал о раннем движении екатеринославских рабочих так: «Смелость, предприимчивость и бесстрашие, - такова характеристика этих рабочих, и пришлых, и местных, имеющих родоначальниками энергичных переселенцев… Когда я столкнулся с местным рабочим, я увидел, что он не тот, которого я знал до сих пор - не ремесленник, не независимый социалист, а полный боевой энергии и жажды борьбы, не „экономист", борющийся за прибавку пятачка на рубль, а революционер, признающий все методы борьбы - от стачки с насилием до вооруженных демонстраций и террора. В начале 1904 года здесь уже образовалась боевая рабочая дружина». На другом конце планеты организацией того же типа, что и Южнорусский и Северорусский рабочие союзы была лучшая организация пролетарского анархизма – аргентинская ФОРА (Федерация Трудящихся Аргентинского Региона). Она соединяла борьбу за непосредственные экономические интересы пролетариев (6-часовой рабочий день при сохранении зарплаты, прекращение увольнений и т.д.) с борьбой за революцию и безгосударственный коммунизм. ФОРА не являлась ни партией, ни профсоюзом, но была интегральной революционной организацией. Значительная, если не большая часть социально-активных рабочих Аргентины в этот ранний период движения считали себя революционерами и анархо-коммунистами.
Рабочие, состоявшие в ФОРА – как и все рабочие – революционеры разных стран и эпох, не были животными, двигаемыми биологическими импульсами и не были марионетками, приводимыми в движение автоматическими законами истории. Они были людьми, желавшими жить полноценной жизнью, в которой материальные и духовные стремления не будут противоречить друг другу. На борьбу против капитализма их толкало то, что этот последний стремился превратить их в животных или марионеток. Они боролись как против экономической нищеты и эксплуатации, так и против политической обездоленности, отсутствия власти над своей собственной жизнью. Они стремились определять свою судьбу сами, что было невозможно при сохранении капитализма. Их целью было всестороннее, всеохватывающее освобождение.
Марксизм, ставший идеологией реформистского рабочего движения, лишил борьбу пролетариата всеобщего освободительного измерения, в высшей степени присущего революционному рабочему движению домарксистского периода. Марксизм свел борьбу и жизнь рабочих к борьбе за пятачок, оставив все остальные сферы на попечение партийного начальства. Одним из следствий этого явился крах марксистских партий Германии в 1933г. Вот что пишет об этом современный российский историк О.Р. Пленков: «…Известный социал-демократ Вальтер Хегнер вспоминал, как прогуливаясь в конце 1933г. со своим товарищем по рабочему кварталу, который ранее был оплотом коммунистов, они с удивлением обнаружили, что все дома были увешаны знаменами со свастикой, а по разговорам жен рабочих на улице они поняли, что Гитлера и его политику здесь однозначно приветствуют и одобряют. Такая метаморфоза настроений рабочих показалась Хегнеру и его товарищу очень странной и совершенно нелогичной. Хегнер был поражен тем, как тонко нацисты смогли мобилизовать нацию; он объяснял это тем, что социал-демократы, будучи рационалистами и не обладая фантазией, сосредоточились в своей политике на сугубо приземленных вещах: на зарплате, на домашнем бюджете, на буднях и прозе жизни. Нацисты же, по его словам, смогли зажечь сердца высокими целями, смогли пробудить фантазию, оторвать людей от будничных забот, внушить им романтически возвышенный образ мысли, обращенный к целям, стоящим высоко над действительностью: «нам казалось, что это какое-то злое колдовство»» (О.Р. Пленков. III Рейх. Нацистское государство. СПб, 2004, с.76).
Многие немецкие рабочие поддержали фашистов именно потому, что были лучше, чем думали о них социал-демократы, именно потому, что не превратились в одномерных уродов, в которых их пытался превратить капитализм, именно потому, что сохраняли другое, всеобще-человеческое измерение, именно потому, что потребность в «высоких целях» значила для них не меньше, а в иные моменты и больше, чем потребность в «сугубо приземленных вещах». То, что «высокие цели» фашистов были ложью, доказательств не требует, но ответственность за то, что рабочие Германии пошли за этой ложью, лежит именно на тех, кто не захотел или не сумел предложить им подлинно высокие цели.
История может повториться. Если современные марксисты в значительной их части отказываются вести политическую агитацию и пропаганду, отказываются увязывать борьбу за экономические требования рабочих с перспективой общей борьбы против существующего строя, то от политической работы в пролетариате вовсе не отказываются фашисты – русские, исламистские и т.д. В результате движения пролетарского протеста проходят под фашистскими лозунгами и направляются в буржуазное русло – примерами чего являются Кондопога и Будапешт. Помешать этому пролетарские революционеры могут лишь в том случае, если не будут считать рабочих жвачными животными, интересующимися лишь непосредственными целями, лишь если сумеют обратиться к огромному возмущению против всех условий современной жизни, которого полным-полно накопилось у пролетариев, лишь если сумеют показать пролетариям перспективу уничтожения эксплуататорских грабительских порядков, перспективу всеохватывающего освобождения…
История рабочего движения показывает нам, что схема, согласно которой пролетарская борьба неизбежно должна пройти сперва через этап чисто экономической борьбы, и лишь затем может переходить к борьбе революционной, а равным образом схема, что экономическая борьба работников неизбежно должна контролироваться профсоюзами, а их политическая борьба – партией – эта схема является несостоятельной.
Сама по себе ссылка на историю мало что решает. Нужно рассмотреть, что такое профсоюзы, до какой степени и в каких пределах возможна профсоюзная борьба в современной России и каким образом следует создавать классовое пролетарское движение.
Профсоюзы по самой своей природе являются посредниками между пролетариатом и буржуазией, агентами по более выгодной продаже рабочей силы – а равным образом агентами буржуазии, помогающими ей удерживать в повиновении пролетариат, который профсоюзы принуждают смириться с положением всего лишь эксплуатируемой рабочей силы. Профсоюзы заменяют прямое противостояние класса против класса сделками и маневрами. Они отучают массы пролетариев от самодеятельности и инициативы, приучают к тому, что вопросы, касающиеся жизни пролетариев, решаются не общей волей пролетарских масс, не собраниями трудящихся, а верхушечными переговорами руководства профсоюзов (чиновников, живущих обычно на взносы рабочих) с хозяевами.
Долгосрочные успехи профсоюзов возможны лишь в обществе, переживающем длительный и равномерный подъем капиталистического производства. В условиях такого подъема буржуазии выгоднее идти на частичные уступки, чем терять возможные прибыли из-за забастовок. Такого длительного и равномерного экономического подъема в современной России нет и быть не может. Рост в отдельных секторах экономики соединяется с застоем или развалом в других секторах. И, главное, даже этот рост в отдельных секторах обречен иметь весьма узкие пределы – до радикального падения цен на нефть на мировом рынке. Не случайно устойчивая реформистская рабочая борьба и реальные реформистские профсоюзы существуют лишь среди тех групп пролетариев, кто в силу своего положения в системе капиталистического производства может заставить буржуазию идти на уступки, чтобы избежать грандиозных убытков в случае забастовок. Речь идет о таких группах трудящихся, как докеры и авиадиспетчеры. Во всех остальных отраслях к ФНПРовским профсоюзам рабочие испытывают либо абсолютное безразличие, либо холодную ненависть, а неФНПРовские профсоюзы, как правило, находятся в ни живом, ни мертвом состоянии.
В отношении рабочих к профсоюзам проявляется правильное чувство, что профсоюзы сейчас могут быть для рабочих источником вреда, но не могут – даже если бы и хотели – быть источником пользы. Вследствие узкой производственной базы российского капитализма чудовищная паразитическая роскошь русской буржуазии может быть обеспечена лишь за счет чудовищной сверхэксплуатации пролетариата. Идти рабочим на уступки русские буржуи не хотят, да и не могут. Современная русская буржуазия вышла либо из государственной мафии эпохи СССР, либо из частных мафий. Она привыкла к решению споров даже в своей собственной среде путем прямого насилия. Поэтому попытки воздействовать на нее посредством легальных, разрешенных забастовок и тем более хождений по судам по наивности своей напоминают обращение к щуке: знает ли она, что такое добродетель. Создание на контролируемых мафиозными буржуазными структурами зарегистрированных и подзаконных профсоюзов подставляет рабочих активистов под террор мафии, милиции и ФСБ. К этому террору верящие в законные формы борьбы активисты не готовы и потому перед ним беззащитны. Пример – попытка создания неФНПРовского профсоюза и издания его легальной газеты на металлургическом предприятии в Шелехово под Иркутском, вслед за чем последовали репрессии милиции, сожжение офиса легальной и подзаконной профсоюзной организации СКТ в Омске, нападения на активистов других легальных и подзаконных профсоюзов.
Деятельность легалистских профсоюзов, ФНПР или чуть более активных альтернативных профсоюзов, ориентированных на подзаконные действия, бессмысленна с чисто практической точки зрения. Выполнить свою роль, защитить экономические права работников они не в состоянии. Вот что пишет лидер одного из таких профсоюзов (СКТ) Василий Старостин: «В 2002 году после принятия нового Трудового кодекса трудовые права работников и альтернативных профсоюзов опустили до такого уровня, что даже отстоять такое право надо иметь серьезный опыт... Сейчас уволить можно любого человека. После активизации альтернативных профсоюзов в успешном отстаивании имеющихся трудовых прав, директора пролоббировали усечение таких прав». Кроме того, добавляет он «все кто приходит к альтернативщикам, сразу попадает на заметку директору». А вот оценка профсоюзов, данная сотрудником ФСБ в беседе с сибирским журналистом: «Независимое профдвижение, коль скоро оно действует в легальных рамках, для нас интереса не представляет, скорее даже нам полезно, так как позволяет вовремя вскрыть напряженность, которая в ином раскладе может привести к силовым последствиям».
Насилию буржуазии может противостоять лишь сила пролетариата. Нелегальные, незарегистрированные и способные к самообороне революционные группы на предприятиях куда адекватнее в обстановке буржуазного террора, чем легальное профсоюзное движение.
Не следует забывать еще об одном очень важном обстоятельстве. Наиболее угнетенной и бесправной частью современного российского пролетариата являются рабочие – мигранты. В большинстве случаев они не имеют регистрации (получение которой – затяжная бюрократическая процедура), немалую их часть составляют рабочие ближнего и дальнего зарубежья, не имеющие российского гражданства. Они беззащитны как перед хозяином, так и перед ментом, не интегрированы в российскую политическую систему. Легальная, в рамках закона борьба для них – звук пустой.
В судьбе рабочих – мигрантов весьма ярко выражается упадочный характер современного российского капитализма. Сокращение численности населения России создает дефицит рабочей силы, который и восполняют бесправные и низкооплачиваемые рабочие СНГ и дальнего зарубежья. Но эксплуатирующие их российские капиталисты не могут и не хотят проводить политику, нацеленную на дальнюю перспективу, на обеспечение своих собственных буржуазных долгосрочных интересов. Сокращение численности населения России при перенаселенности Китая делает неизбежным заселение в ближайшие десятилетия пустующих пространств Сибири и Дальнего Востока иммигрантами из Китая, - и этому бессильны противостоять искусственные ограничения. Если бы российский капитализм находился на подъеме, он должен был бы интегрировать иммигрантов из Китая, а равным образом из других стран в российское общество. Так сделал в 19 веке капитализм США, ставший самым передовым капитализмом именно за счет интенсивной интеграции энергичных и трудолюбивых работников – иммигрантов со всего мира. Если бы русский капитализм смог давать всем рабочим – мигрантам работу за достойную оплату, гражданство и политическое равноправие, отсутствие национальной дискриминации, а впридачу к этому вел пропаганду в духе, что все мы россияне, неважно, славянского или китайского происхождения, он сильно продлил бы себе жизнь.
Однако напрасно было бы ждать такой политики, направленной на создание условий для капиталистического подъема, от капитализма в эпоху упадка. Русская буржуазия обладает психологией временщиков. Она неспособна проводить долгосрочную политику в своих собственных интересах. Поэтому она алчет больших и быстрых прибылей, а там хоть трава не расти – как персонаж старого анекдота, ответивший на вопрос, что он делал бы, если бы стал царем: «украл бы казну и сбежал». Поэтому рабочие – мигранты подвергаются безжалостной эксплуатации, не интегрируются в буржуазную политическую систему и представляют собой потенциально взрывчатую силу.
Экономизм, считающий, что рабочих интересует только положение на предприятии и только борьба за зарплату, показывает всю свою несостоятельность в отношении иногородних рабочих. Экономическая сверхэксплуатация, которой они подвергаются, неразрывно связана с их политическим бесправием, власть над ними хозяина и власть мента слиты в неразрывное целое. Их борьба против буржуазной эксплуатации неотделима от борьбы против полицейского гнета. А поскольку упадочный российский капитализм не может стать иным, чем он есть, не может обойтись без сверхэксплуатации иногородних и иностранных рабочих, дать им политическое и гражданское равноправие, то борьба рабочих-мигрантов будет скорее всего направлена против всего эксплуататорского общества.
Современный капитализм представляет собой двухголовую гидру полицейские-чиновничьего самодержавия и паразитической буржуазии. Борьба против самодержавия и борьба против капитализма неотделимы друг от друга, политическая и социальная революция совпадают. Поэтому революционная организация не может быть ни чисто политическим обществом, плетущемся в хвосте у либералов из антипутинской оппозиции, ни профсоюзом, ограничивающим свои задачи рамками предприятия. Она должна быть борцом против всех видов несправедливости, эксплуатации и гнета и соединять все частные протесты с перспективой всеобщего освобождения.
Для различных левых групп общая перспектива их деятельности вытекает из разного подхода к, казалось бы, весьма отвлеченному мировоззренческому вопросу: считают ли они сами себя частью пролетариата или нет. Большинство подобных групп проводит грань между собой и классом пролетариев и его борьбой. Из такого отделения самих себя от пролетариата делаются обыкновенно два разных вывода (хотя иногда они забавным образом переплетаются). Сторонники ленинистских концепций считают, что подлинная борьба рабочих, коль скоро она ведется не так и не за то, как хочется самозванным пролетарским авангардам, это вовсе не рабочая борьба. Мол пролетарии, если они не прочитали Маркса, это - не пролетарии. Носителем же подлинного пролетарского сознания является настоящая пролетарская партия из нескольких человек, не имеющая с живыми пролетариями никаких связей, а революция наступит тогда, когда данная «партия» напишет большое-пребольшое количество текстов с изложением своих правильных позиций. Поклонники же стихийности, например некоторые умеренные синдикалисты и левые интеллигенты, напротив, думают, что подлинная рабочая борьба – это лишь легальное профсоюзное рабочее движение, а задача левых групп – быть комментаторами его деятельности, быть подручниками и советниками нарождающейся профсоюзной бюрократии.
И первый подход, проникнутый манией величия, и второй подход, характеризующийся комплексом неполноценности, имеют то общее, что их сторонники не считают самих себя частью класса пролетариев, а свою настоящую и будущую деятельность – частью пролетарской борьбы. Если же исходить из того, что люди, входящие в левые группы, являются такими же пролетариями физического или умственного труда, как и все остальные пролетарии, не лучше и не хуже, то именно на их долю выпадает задача заложить основы революционного пролетарского движения, как это сделали 130 лет назад русские революционеры. Никто не сделает за нас нашу работу, революционное пролетарское движение могут создать только революционеры, а не профбюрократы.
Бессилие и гнилость ФНПРовских профсоюзов, слабость и бесперспективность внеФНПРовских профсоюзов, неверие рабочих в профсоюзы, неразрывное переплетение экономической и политической борьбы, борьбы против хозяйской эксплуатации и чиновничье – ментовского гнета – все это предоставляет нам широкое поле работы. Каким будет движение трудящихся России в предстоящую историческую эпоху – может решиться в самые ближайшие годы. Пока что существуют две возможности. И позор тем, кто будет отстаивать реформистский путь легального профсоюзного движения против революционного пути прямой бескомпромиссной классовой борьбы!
Пролетарии, вступающие в борьбу с капиталом и государством, пролетарии, из опыта своей жизни и борьбы убедившиеся в необходимости уничтожение буржуазного строя, проникшиеся интересом к революционным идеям и обратившиеся в поисках ответа на вопрос «что делать?» к претендующим на революционность организациям – какой совет они получат от этих организаций? Совет ограничиваться пока что чисто экономической борьбой на предприятиях и лишь потом, в неопределенной перспективе, переходить к революционной борьбе против всего буржуазного строя? Совет становиться организаторами мелких профсоюзов и передоверить вопросы общей политики лидерам троцкистских или синдикалистских сект? Те пролетарии, которые последуют данному совету, очень скоро убедятся, что этот гладкий путь – самый нереальный. Из-за чиновничье-полицейского характера русского капитализма легальная борьба на предприятиях за чисто экономические интересы очень скоро упирается в тупик. После этого большая часть пролетариев, совершенно справедливо разочаровавшись в давших им подобный совет мнимых революционерах, разочаруется и в революционной деятельности вообще. Другая часть – не знаем, насколько большая – будет искать другие пути освободительной борьбы. Те же потенциальные пролетарские борцы, кто в силу стечения обстоятельств достигнет на профсоюзном пути определенных успехов, будут так же интегрированы политической системой капитализма, как это произошло с лидерами шахтерских забастовок 1989 – 1991г.
Автору данной статьи пришлось в свое время присутствовать при том, как на студенческом пикете, направленном против отмены студенческой отсрочки от призыва, одна студентка спросила троцкистского активиста, правда ли, что он – член Революционной Рабочей Партии и выступает за революцию. Вместо того, чтобы начать революционную пропаганду, троцкистский активист замялся и ответил, что, действительно, как частное лицо – он член Революционной Рабочей Партии, однако здесь он присутствует как представитель студенческого профсоюза, мирный, смирный и законопослушный. Между тем, как выяснилось в ходе дальнейшего разговора, студентка интересовалась вопросом революции всерьез, и рассказала случай, когда студенческая компания, где она была, стала строить планы, как совершить революцию. Даже если подобный студенческий треп и представлял собой чистую фантазию, следует помнить, что 10 лет назад подобные революционные фантазии в студенческой среде были невозможны, и что революционное сознание складывается именно путем прояснения подобных бессознательных влечений.
В данном эпизоде вышеупомянутый троцкист с блеском показал себя не как революционер, а как профсоюзный деятель. Нет сомнения, что здесь проявились не только и не столько его индивидуальные качества, но порочность всей теории этапов и подмены революционной борьбы профсоюзничеством.
Революционерам нечего надеяться, что их дело сделает кто-то вместо них. Освободительное движение пролетариата не создается профсоюзными чиновниками. Краеугольные камни этого движения закладываются именно сейчас. Людям, считающим себя революционерами, нужно действовать так же, как действовали русские революционеры 1870-х годов – т.е. самим создавать революционное пролетарское движение, устанавливая разными путями и способами контакты с борющимися и мыслящими рабочими, завоевывая их доверие и уважение в качестве равных товарищей, инициируя создание групп пролетарского классового сопротивления.
В современную эпоху упадочного капитализма все партии и профсоюзы с собственным бюрократическим аппаратом окончательно и бесповоротно интегрировались в политическую систему капитализма. Они стали орудиями, с помощью которых буржуазия удерживает в подчинении пролетариат. Организациями, борющимися за освобождение пролетариата, могут быть, с одной стороны, общие собрания, объединяющие всех поднявшихся на борьбу пролетариев, с другой стороны, революционно-социалистические группы, включающие в себя меньшинство пролетариев (и внутри себя так же организованные на основе общих собраний), уже сейчас ведущее борьбу за социальную революцию.
Именно общие собрания с выборными и подконтрольными им (через систему наказов и право отзыва и замены делегата) Советами делегатов станут органами новой власти трудящихся после победы социалистической революции. Однако пока сохраняется капитализм, подобные общие собрания возникают лишь на подъеме пролетарской борьбы и рассыпаются с ее спадом. Попытка же создать на подъеме борьбы постоянные массовые организации кончается тем, что со спадом борьбы подобные организации ставятся под контроль разными буржуазными группировками. Именно это произошло как с созданными в 1989г. шахтерскими профсоюзами, так и с возникшими в начале 2005г. Координационными советами. Кроме этого, не следует забывать, что разные буржуазные партии пытаются и будут пытаться воздействовать на массовое пролетарское движение, перенаправлять пролетарский протест с врагов подлинных на врагов мнимых. Поэтому надежда, что стихийная борьба и массовые организации самодостаточны, и что общие собрания справятся сами, без существования революционной организации – подобные надежды являются ошибочными.
Пролетарии, уже сейчас понимающие, что избавление от всех бед и страданий возможно лишь путем уничтожения капиталистического строя и уже сейчас готовые вести борьбу за свержение капитализма, необходимым образом будут объединяться в революционную организацию. Эта организация передовой части пролетариев не будет командовать своим классом. Своим действием и своим примером она инициирует борьбу всего класса, а равным образом будет объяснять своему классу ход и перспективу общей борьбы, возникающие в ходе нее возможности и угрожающие ей опасности.
Пока что революционные группы, стоящие именно на таких – и ни на каких других - позициях – очень слабы и немногочисленны. В силу своей слабости и немногочисленности они неизбежным образом организуются на внезаводской основе. Однако в случае их роста и усиления будут создаваться социально-революционные группы на предприятиях. Рядом с ними неизбежно будут существовать также борющиеся пролетарские группы по месту жительства. Со временем все эти группы станут объединяться на межпрофессиональной основе. С одной стороны каждая группа будет вести борьбу в своей отрасли или на своем предприятии самостоятельно. С другой стороны - станет координировать ее с другими группами в рамках общих революционных целей. Но речь пока не об этом.
Социально-революционная группа на предприятии будет действовать таким же образом, как действовали революционные рабочие кружки в России 1870-1880-х годов. Она будет соединять борьбу за непосредственные экономические интересы рабочих с революционной агитацией и пропагандой. Современный русский капитализм мало чем отличается от капитализма царской России – и борьба с ним будет принимать схожие формы. Деятельность революционной группы на предприятии будет иметь нелегальный характер. Ей ни к чему засвечивать своих активистов, добиваясь регистрации, ни к чему иметь списки членов. Небольшая группа рабочих-революционеров, имеющих четкие цели, спаянных приобретенным в общей борьбе взаимным доверием и пользующихся уважением в своих трудовых коллективах, в нужное время и в нужном месте сумеет сделать куда больше, чем ФНПРовский или неФНПРовский профсоюз.
Однако борьбы на одном предприятии недостаточно – не только по общепринципиальным соображениям, но и по той весьма практической причине, что борьба на предприятии, чтобы быть успешной, нуждается в помощи извне данного предприятия. Борьба на отдельном предприятии нуждается в помощи самой разнообразной, от стачек солидарности и касс взаимопомощи до помощи с изданием и распространением листовок. Поэтому социально-революционные группы на разных предприятиях – и вне предприятий - необходимым образом будут координировать свою деятельность в рамках общей организации. Решения в этой организации будут приниматься не бюрократическим партийным аппаратом, но общим собранием всех членов организации (современные средства связи – в первую очередь Интернет – предоставляют для этого технические возможности). Специализированные же органы будут иметь не управленческий, а технический характер. Понятно, например, что верстка революционной газеты не может быть занятием всех членов организации. Однако решение о том, какие материалы печатать в газете, принимается общим обсуждением, задача же технической редакции – выполнить определившуюся в ходе общего обсуждения волю всей организации.
Освободительная борьба пролетариата не может завершиться победой без существования объединяющей самых сознательных и решительных пролетариев революционной организации. Лишь она способна как сохранять традицию пролетарского протеста в самую глухую пору реакции, так и расшатать энергичным действием эксплуататорскую систему. Лишь она может указать пролетарскому классу выход из болота старого мира и первой пойти под вражеский огонь, увлекая за собой весь класс. Только такая организация может поддерживать пламя классовой борьбы в периоды апатии основной массы своего класса. Только она в периоды подъема пролетарской борьбы может объяснять всему классу всевозможные маневры различных агентов буржуазии. Только она может (против всех иллюзорных средств уничтожения бедствий пролетариев) указывать на средство настоящее – на свержение буржуазного строя. Массовое движение можно сравнить с древком копья, а революционно-социалистическую организацию – с его наконечником. Наконечник без древка – всего лишь кусок железа, однако древко без наконечника может только нанести сильный удар по капитализму, но не убить его…
Теперь нам следует рассмотреть вопрос, за какие требования должна бороться революционная организация на предприятии. Некоторые рабочие активисты поддерживают лозунги рабочего контроля. На наш взгляд, подобная идея является неправильной, что мы и постараемся доказать.
68 лет назад Лев Троцкий в своей «Агонии капитализма и задачах Четвертого Интернационала» дал теоретическую аргументацию в пользу идеи рабочего контроля. Мысль Троцкого состояла в том, что борьбы за экономические требования абсолютно недостаточно, тогда как прямой призыв к пролетарской революции может отпугнуть широкие массы рабочих. Поэтому нужно выдвигать такие требования, которые хитрым образом вовлекали бы рабочих в борьбу за революцию, хотя бы сами рабочие этого не сознавали. Идея подобных «переходных» требований укоренилась в идеологии различных троцкистских организаций, и в программе «На чем мы стоим», принадлежащей поколовшейся на несколько кусков троцкистской РРП. Там мы находим «национализацию банков … и централизацию всей кредитной системы в руках государства», «отмену коммерческой тайны и установление рабочего контроля за бухгалтерией предприятий», «установление прямого прогрессивного налогообложения и упразднение косвенных налогов» и т.п. «переходные» лозунги. Они, с одной стороны, едва ли могут быть выполнены при сохранении власти буржуазии, с другой же, стороны, подразумевают сохранение этой власти, и потому не являются ни рыбой, ни мясом.
Возьмем, например, лозунг «рабочего контроля за бухгалтерией предприятий». Лозунг рабочего контроля предполагает, что власть на предприятии (и в обществе в целом) остается у буржуазии, рабочие лишь осуществляют контроль за функционированием этой власти. Нет сомнения, что пока буржуазия прочно удерживает власть, она никоим образом не допустит никакого рабочего контроля за своей властью. А в то же время, когда у рабочих и ИТР будет сила, чтобы заставить буржуазию потерять свою собственность на власть, им ни к чему будет ограничиваться полумерами. Зачем рабочий контролем над буржуазной властью, если есть сила свергнуть эту власть вообще? Поэтому, при прочном капитализме лозунг рабочего контроля в большинстве случаев (об исключении мы сейчас скажем) заведомо нереализуем, а в условиях революционной ситуации он представляет вредную полумеру.
На осуществление лозунга рабочего контроля буржуи могут пойти лишь в виде исключения – и именно тогда реализация данного лозунга с наибольшей силой ударит по иллюзиям его сторонников. Владельцы предприятия могут отказаться от коммерческой тайны и открыть для рабочего контроля бухгалтерские книги лишь с целью убедить рабочих, что предприятие находится в таком бедственном положении, что все классовые требования рабочих приведут к его окончательному банкротству. А раз так, то рабочие в интересах родного предприятия должны «войти в положение» своих хозяев и ради сохранения производства потуже затянуть пояса. Нет сомнения, что буржуазия, искусная в двойной бухгалтерии и всевозможных махинациях, достигнет своей цели и что практическая реализация лозунга «рабочего контроля» обернется лишь содействием рабочих сохранению их эксплуатации.
В целом же троцкистские «переходные» требования в их совокупности представляют утопию хорошего и прогрессивного, контролируемого рабочими капитализма – утопию вредную тем, что отвлекает пролетариев от борьбы за собственные классовые интересы и за коммунистическую революцию.
Может показаться, что такие классовые требования, как 6-часовой рабочий день без сокращения зарплаты, регулярная выплата зарплаты не ниже средней по отрасли и т.п. представляют собой аналог лозунгу «рабочего контроля» и прочим «переходным требованиям». Однако так только кажется.
Было бы оторванной от жизни наивностью ограничиваться общими призывами к коммунистической революции и поворачиваться спиной к борьбе рабочего класса за свои повседневные интересы. Эта борьба важна для пролетариев не только сама по себе. Именно в ней - если только она ведется не путем переговоров профсоюзного начальства с капиталистами, но прямым действием пролетарских масс – у пролетариев воспитываются чувства собственного достоинства и солидарности. Только так вырабатывается практика принятия решений общими собраниями. Только борясь с системой каждый день, люди могут научиться действовать коллективно и менять условия собственной жизни. И в то же время только так они могут преодолеть страх перед законами буржуазно-мафиозного государства. Без всего этого победа пролетарской революции невозможна. Поэтому революционно-пролетарская организация должна быть на передовом крае борьбы за непосредственные интересы пролетариев, отстаивая методы прямого действия (забастовка, перекрытие дорог и т.п.) и решение всех вопросов общими собраниями. Ее непосредственные экономические требования служат лишь общими ориентирами, указывающими на принцип – в ходе пролетарской борьбы пролетариям нужно отстаивать свои интересы без всякого вхождения в интересы буржуев, без всяких забот об отечественном производстве и его рентабельности, но лишь исходя из своей силы. Понятно, например, что там, где у нас нет силы добиться у буржуазии немедленного введения 6-часового рабочего дня, придется – до тех пор, пока не наберем силу – временно согласиться хотя бы на соблюдение 8-часового. Там же, где есть сила навязать буржуазии 4-часовой рабочий день, мы не поколеблемся сделать это…
Активист Сибирской конфедерации труда (СКТ) – небольшого неФНПРовского профсоюза – объясняя, почему в его организации не действует принцип обязательного решения всех вопросов общим собранием и почему часто вопросы решаются профкомами: «.. СКТ- это сеть организаций и каждая поступает так, как считает нужным, т.к. все равно вся работа ложиться именно на эту организацию… Проводить общие собрания порой имеет смысл, порой ни имеет смысла, ситуация на предприятиях очень разная и все зависит от задачи и количества активной части работников. Если профком все берет на себя, значит для этого есть причины.. Отсылка на синдикалистские принципы общих собраний, могут иметь положительный фактор, если это возможно».
В этих словах есть определенная логика. Она связана именно с приспособлением профсоюза к текущей реальности, приспособлением, в результате которого профсоюзу (или отдельным его активистам, которые собственно и формируют профком) где-то выгодно проводить собрания, а где-то нет. То есть основной критерий оценки - сиюминутная выгода, как ее понимают профактивисты на местах.
Но эта логика (несомненно, оправданная с точки зрения профактивистов) не является революционной. С точки зрения другой, революционной логики существует цель - безвластный коммунизм, общество всеобщего самоуправления. И есть средства, которые соответствуют этой цели и только с помощью которых можно ее достичь. Эти средства - прямое действие, принцип принятия решений общим собранием, отказ от судов и т.д. Частичная экономическая борьба – это не цель в себе. Она необходима в т.ч. потому, что в процессе борьбы миллионы очень разных людей могут научиться совместно принимать решения, могут перестать уважать власть и перестать бояться чиновничьего закона и чиновничьего произвола, короче говоря, могут стать способными к коммунистической революции.
Перед современным человечеством все более грозно встает выбор: или всемирная революция, уничтожение капитализма, замена его безгосударственным и бесклассовым обществом, или экологические катастрофы и войны планетарного масштаба, конечным результатом которых станет гибель человечества. Пролетарская революция – это единственное средство спасения человечества от гибели. Пролетарская борьба ведется не просто за улучшение жизни какой-либо группы пролетариев, но и за спасение жизни настоящего и будущих поколений – и, в не меньшей степени, за спасение смысла жизни прошлых поколений. Именно исходя из этого, следует оценивать средства пролетарской борьбы.
В самом деле, если даже какая-то группа пролетариев путем хождения по судам, обращения к депутатам Госдумы или переговоров профсоюзного начальства с администрацией сумеет добиться повышения зарплаты, но в результате этого пролетарии привыкнут полагаться не на свою собственную силу, а на помощь начальства, и благодаря этому через 20 или 30 лет не смогут помешать этому начальству угробить их вместе со всем человечеством в какой-нибудь патриотической войне или рукотворных природных катастрофах – то ясно, что по большому счету, увеличение зарплаты оказалось бессмысленным, - если только не считать правильным принцип упадочных классов: живи одним днем.
У нас есть цель – освобождение человечества путем коммунистической революции, и есть средства, ведущие к этой цели (это не означает, что творческая мысль пролетариата не способна находить какие-то новые средства). Лишь та пролетарская борьба имеет смысл, в ходе которой у пролетариев воспитывается чувство собственной силы и собственного достоинства, исчезает вера в помощь начальства, исчезает страх перед властью и ее законами, развивается умение решать свои дела вместе, коллективом.
Конечно, без повседневной работы, повседневной борьбы на производстве или по месту жительства, жизнь изменить невозможно. Но сама подобная борьба без собраний, без отвержения законов и т.д. для наших целей бесполезна.
Наша цель – бесклассовое и безгосударственное коммунистическое общество. Это такой строй, при котором собрания трудящихся (подобные собранию бастующих работников) и подконтрольные им советы и будут решать все вопросы жизни общества, самостоятельно или договариваясь между собой. Данную мысль можно довести до ума собрания бастующих пролетариев. Но без практики реальной борьбы трудящихся, борьбы, руководимой их собраниями, нам гораздо сложнее это объяснить. Без такой практики мы можем это объяснить лишь одиночкам, но не массам людей.
Каждая забастовка, даже проводимая за частичные экономические требования, если она осуществляется методами прямого действия и руководится общим собранием борющихся пролетариев, содержит в себе зачатки революции, является прообразом будущего строя. Важны не только цели борьбы, но и ее средства. Содействуют ли они сохранению покорности и подчиненности пролетариев, их веры в устойчивость существующего порядка? Именно, как обстоит дело с забастовками, контролируемыми профбюрократией и протекающими в рамках буржуазной законности. Или, напротив, забастовки воспитывают у пролетариев чувства достоинства и солидарности, привычку решать все вопросы собственной коллективной борьбой? Так действуют пролетарские выступления, руководимые общими собраниями и применяющие методы прямого действия.
Квалифицированные рабочие нередко удивляются, почему русские капиталисты так бестолково и неудачно организуют производство – не обращая при этом внимания на исходящие от квалифицированных рабочих рационализаторские предложения. Почему же буржуи лишают себя тем самым потенциальных прибылей? Для ответа на этот вопрос недостаточно сослаться на присущую русской буржуазии психологию временщиков, стремящихся урвать максимальную прибыль в минимальный срок и равнодушных к долгосрочным перспективам. Эта психология временщиков имеет свое объяснение в материальных условиях.
Русский капитализм традиционно зависит от государства, игравшего выдающуюся роль в русской истории. Любой предприниматель, каким бы крупным он не был, может в любой момент потерять свое место по решению высокопоставленных чиновников. Какой же смысл ему тогда проводить долгосрочную хозяйственную политику, вкладывать деньги в модернизацию производства и принимать рационализаторские предложения трудящихся, в надежде извлечь из всего этого прибыль когда-нибудь в будущем? Ведь будущего у него может и не быть. Куда надежнее извлечь максимум доходов из существующего производства в минимально короткие сроки, а там хоть трава не расти.
Вообще, при капитализме недостаточно что-либо произвести. Произведенное нужно продать, в противном случае с точки зрения капитализма производство окажется напрасным. Нужен рынок сбыта. В современную эпоху этот рынок сбыта крайне узок. Мировые производительные силы переросли капиталистические производственные отношения. Хотя молочных рек и кисельных берегов нет и не предвидится, современное производство, если реорганизовать его на рациональных началах, сделает возможным удовлетворение базовых здоровых потребностей всех людей, которые смогут быть сыты, одеты, иметь жилье, лечиться и иметь доступ к знанию. Но капитализм интересуется не потребностями, а платежеспособным спросом. Платежеспособный же спрос класса пролетариев, т.е. большинства населения, неизбежно должен быть низким, поскольку, чем он ниже, тем, при прочих равных условиях, выше прибыль капиталистов. Так капитализм запутывается в собственных неразрешимых противоречиях – чем выше прибыль буржуазии и чем ниже зарплата пролетариев, тем уже рынок и тем неизбежнее экономическая стагнация. Капиталистические производительные силы становятся – чем дальше, тем больше – деструктивными. Они угрожают разрушить всю природу и с ней все человечество. Данное обстоятельство требует свержения капиталистических общественных отношений и реорганизации всего производственного аппарата.
Из отраслей российской экономики обеспеченный рынок сбыта имеют добыча сырья (экспортируемого на внешний рынок) и военная промышленность (производящая оружие как для русской армии, так и на экспорт – вообще говоря, зависимость от военных казенных заказов является старой традицией русского капитализма). Не следует забывать также о рынке сбыта, создаваемом паразитическими потребностями буржуазии и «среднего класса», хотя эти буржуазные классы в значительной степени потребляют импортные товары. В целом же российский внутренний рынок весьма узок из-за крайней бедности населения. Пойти на увеличение доходов пролетариата, отказаться от части своей прибыли и создать таким образом обширный внутренний рынок русская буржуазия не может, так как это противоречило бы всем принципам существования капитализма. Вот и остается ей продавать нефть и газ на мировом рынке да выполнять военные заказы. Отсюда и следует парадокс потенциально богатой страны с крайне бедным народом – парадокс, обусловленный не злой волей отдельных лиц, но логикой функционирования капитализма.
Русский капитализм имеет тупиковый характер – как и весь современный мировой капитализм вообще. Современный капитализм может существовать лишь от кризиса к кризису, от катастрофы к катастрофе. Нагромождая противоречие на противоречие и катастрофу на катастрофу, он неизбежно приведет к гибели человечество – если до этого не будет уничтожен сам.
Уничтожение капитализма может быть совершено лишь освободительной революцией класса пролетариев – лишенных собственности и власти работников. Промышленные рабочие – не единственная, но чрезвычайно важная часть класса пролетариев, в равноправном союзе со всеми другими группами пролетариата они уничтожат буржуазный мир.
Поражение пролетарских выступлений в России в 1989-1991 и 1998-1999гг. объясняется в первую очередь тем, что пролетарии имели иллюзии, будто улучшение их жизни возможно не посредством уничтожения капитализма, но посредством смены одной его формы на другую. Чтобы подобная неудача не повторилась, следует порвать с иллюзиями о возможности хорошего, гуманного и прогрессивного капитализма. Следует любое пролетарское выступление соединять с перспективой всеохватывающей освободительной революции. Реформирование российского капитализма, профсоюзная деятельность по штопанию заплат на грязном от пролетарского пота и крови буржуазном халате, программа «переходных требований» и создания переходного, не капиталистического и не социалистического общества – все это безжизненные утопии. Они не выводят общество из тупика полного маразма и разложения. Коммунистическая революция – единственная альтернатива мучительной смерти в этом тупике.
Будучи согласен с Инсаровым во всех ключевых пунктах данной статьи, хотел бы оговорить несколько моментов, где наши мнении не тождественны.
Во-первых, вопросы революционной организации. Революционная организация инициативного меньшинства (не партия и не профсоюз) необходима. Но мне кажется, что Инсаров уделяет недостаточное внимание стихийным инициативам трудящихся, без которых и вне которых никакое прямое действие по самому большому счету невозможно.
Небольшие социально-революционные группы могут придать борьбе трудящихся определенное направление. Они могут дать пример сплоченной борьбы. Но заменить собой массовое движение они не смогут. Не стоит забывать о том, что многие великие народные движения были стихийными, спонтанными. Они возникали почти без всякого влияния идейных социально-революционных организаций. Примеров можно привести великое множество, от Кронштадского восстания 19121 г. и до венгерской революции рабочих советов 1956 г. От восстания в южнокорейском городе Кванджу в 1980, до албанской революции 1996 г. Во всех этих движениях трудящиеся продемонстрировали высокую степень самоорганизации, способность создавать структуры нового общества (собрания и подконтрольные им советы). Мне представляется, что без подобных движений социальная революция невозможно.
Другое дело, что в свою очередь, их массовость и активность когда они возникнут, а так же их готовность следовать пути прямого действия и безгосударственного коммунизма, будет напрямую зависеть от того, что нам удастся сделать в дореволюционный период. Если мы сумеем распространить свои идеи и практики среди наиболее активных квалифицированных рабочих и ИТР (а именно эта прослойка наиболее открыта для идей самоорганизации и всеобщего самоуправления), рабочих-мигрантов и безработных, то это станет колоссальным подспорьем для будущей социальной революции.
Революционная борьба началась не сегодня и не завтра кончиться. Это долгий марш. Мы знаем, как часто даже прекрасно подготовленные восстания и хорошо организованные движения терпели крах. Наша борьба, поэтому, должна в себя включать и готовность к поражениям. Поражения не должны деморализовывать и мысль о них не должна удручать. Иначе можно очень быстро перегореть. Мы, во всяком случае, должны сделать все от нас зависящее для того, чтобы внедрить в повседневность наши идеи и практики, сделать их известными и понятными более широкой среде, чем наша, – среде интеллектуально развитых и социально-активных трудящихся. Если нам удастся сделать это в нашу трудную эпоху – эпоху упадка общественных движений, - то это уже не мало.
Во-вторых, я бы хотел коснуться некоторых терминов используемых Инсаровым. На мой взгляд, нет ничего хорошего в использовании в позитивном смысле терминов «власть», «передовые силы» и т.д. Кроме нас агитацией в пролетарской среде занимаются различные реформистские группы – сталинисты, троцкисты и т.д. Поэтому важно, чтобы наша терминология резко отличалась от терминологии подобных реформистских марксистских групп.
Кроме того, даже само слово «власть» воспринимается современным обществом именно в контексте государственной бюрократический машины. А ведь эту машину социальная революция должна будет уничтожить. Мы выступаем за то, чтобы общие собрания трудящихся и подконтрольные им органы координации (советы) взяли бы под полный контроль всю организацию общественной жизни, отсеивая все то, что этой жизни мешает. Мне кажется, такое определение во всех смыслах сильнее и лучше, чем применение термина «власть».
Вызывает сомнение использование в позитивном смысле и некоторых других формулировок, например понятия “передовая часть пролетариев”. Люди моложе 30 в таком определении, возможно, не услышат ничего плохого. Но для людей старшего поколения подобные замечания ассоциируются с политикой КПСС, заявлявшей о себе, как о передовой части трудящихся. Разумеется, Инсаров не выступает за привилегии для наиболее активных или “идейно правильных” работников, какими были наделены аппаратчики КПСС. Но именно поэтому вряд ли стоит использовать подобные определения.
ПРИЛОЖЕНИЕ
СОЦИАЛИСТЫ-РЕВОЛЮЦИОНЕРЫ-МАКСИМАЛИСТЫ О РЕВОЛЮЦИОННОЙ ОРГАНИЗАЦИИ
(Из книги Гр.Нестроев. Из дневника максималиста. Париж, 1910. (http://socialist.memo.ru))
Для социально-революционного переворота необходима наличность немалых классовых групп производителей. А так как партия, как политическая организация, не может быть превращена в организацию экономическую, то она может лишь способствовать перевороту, но не быть руководителем экономической реорганизации общества в революционный период.
Экономический переворот возможен исключительно революционным путем. Партия же, для замены современного общества обществом социалистическим, стремится захватить власть путем парламентской борьбы, т. е. путем нереволюционным, путем разряжающим атмосферу недовольства и ненависти к буржуазному строю, угашающим революционную энергию, социалистический энтузиазм и самодеятельность рабочего класса. Правда, допустимо существование и внепарламентской социалистической партии. Но если она построена по принципу централизма, то, как и партия первого рода, способствует лишь атрофированию воли в организованных ею массах, отнимает у них всякую возможность проявления инициативы и энергии, влияя таким образом на постепенный упадок революционного закала партии. С другой стороны, возможность ее пополнения членами разных настроений и воли, вследствие непрерывного роста партийных организаций при подчинении низов верхам, является также причиной превращения революционной и социалистической партии в партию социал-реформаторскую и оппортунистическую… Если же партия базирует на принципах автономии, федерализма и демократии (имеется в виду прямая демократия, власть общих собраний – прим. ред.), то она, правда, сохраняет революционный свой характер; но, как организация политическая, а не классово-экономическая, все же не может быть организацией переворота. Лишь организация, связанная в целом и в ее отдельных группах с внутренней и внешней жизнью производственных организмов, удовлетворяет этому требованию.
Вот на основании чего мы категорически высказываемся против организации трудовых масс исключительно на основе подбора членов по общности взглядов и мнений; мы против партии.
Но, быть может, отрицательные стороны партийной организации могут быть устранены объединением рабочего класса в профессиональные союзы? Мы различаем союзы двоякого рода. Сущность одних заключается единственно в защите труда от чрезмерного гнета капитала и в борьбе за улучшения условий труда в пределах современного строя. Другие к этой задаче присоединяют еще одну; борьбу за полное уничтожение эксплуатации.
Какая же из этих организаций рабочего класса удовлетворяет поставленным нами требованиям? Ясно, что профессиональные союзы первого рода, выставляя своей программой борьбу за ближайшие интересы, имеют возможность сорганизовать большинство рабочего класса. Для этого рода движения не опасно, что по своему составу этот вид организации представляет собою смесь групп однородных экономически, но разнородных по своим социально-политическим взглядам. Это не влияет на крепость союза. Борьба за ближайшие нужды не могут вызвать принципиальных конфликтов, ибо, и опыт это подтверждает, различие взглядов сглаживается в непосредственной и одинаково для всех необходимой борьбе и теряет свою остроту. Но именно поэтому профессиональные союзы и не могут быть органами социально-революционного переворота, ибо основным условием экономического освобождения является наличность боевых классово-экономических групп, готовых во всякое время применить тактику социальной революции. Тактика же союзов первого типа вырабатывается в процессе повседневной жизненной практики, властно требующей сохранения сил и прежде всего успеха. А эти условия являются теми факторами, которые с железной необходимостью заставляют профессиональное движение чуждаться революционных средств, идущих часто вразрез с первым требованием и не могущих всегда считаться со вторым. Помимо всего этого, организация рабочего класса исключительно на почве борьбы за ближайшие материальные интересы не может поднять его на ту высоту самоотвержения и энтузиазма, революционно-социалистической самодеятельности и инициативы, которая требуется от борцов за полное освобождение народа. Лишь тогда, когда эти расчеты одухотворены мотивами высшего порядка, рабочий народ является тем энергичным и идеальным борцом, которому удивляются даже и враги его.
Но в таком случае: не удовлетворяют ли нашим требованиям проф. союзы второго разряда? И на этот вопрос приходится ответить также отрицательно. Имея все положительные стороны первых, они фактом признания своей конечной целью ”экспроприацию экспроприаторов", приобретают одну черту, которая неизбежно приводит их или к отказу от своей конечной цели, или к |партийности", но не в смысле формы организации и тактики, а в смысле необходимости программы для объединения лиц однородных убеждений. Дело в том, что и те, и другие проф. союзы составляются из лиц разных социально-политических взглядов. Но что безразлично для первых, то смертельно опасно для вторых, ибо осуществление “конечной цели" тесно связано с принципами тактики и оценкой общественно-экономических и психологических предпосылок переворота. А при различии мнений не только не может быть общих и революционных действий, как методов доповстанческого периода, но, наоборот, должно родиться или столкновение, постепенно превращающееся в непримиримый антагонизм частей союза, ведущий к полному его распаду, или действия хотя и общие, но нереволюционные. В организациях беспартийных синтезировать борьбу за ”ближайшие цели" и борьбу за освобождение труда в социально-революционное движение масс невозможно, утопично. Это утопия романского синдикализма.…
Организация социалистов-революционеров-максималистов должна быть однородной и экономически, и социально-политически. Признавая в тоже время коммунальный метод революции, необходимо класть в основу организации принцип территориальности. И таким образом ячейкой организации будет служить автономная заводская организация, вербующая своих членов на основе признания ими своей ближайшей целью полного уничтожения эксплуатации человека человеком и установления планомерной организации труда и всего производства. Находясь в центре рабочей массы этого производственного организма, плоть от плоти и кровь от крови этих представителей труда, заводская организации, как классово-экономическая ячейка, удовлетворяет нашему требованию участия в повседневной борьбе. Но чтобы быть ячейкой переворота необходимо признание ею и революционных методов борьбы, как единственного средства для достижения цели. Перенеся этим требованием вопрос из плоскости организации в плоскость тактики, мы тем самым достигаем синтеза разных видов движения труда и движения максималистического в социально-революционное движение народных масс. Ибо мы признаем ту точку зрения, что экономическая реорганизация общества возможна при наличности проникнутого трудовой психикой народа и организованного, энергичного, инициативного трудового меньшинства, но все же количественно довольно значительного.
Cайт Конфедерации революционных анархо-синдикалистов": [Публикации]