Cайт Конфедерации революционных анархо-синдикалистов": [Публикации]

Марлен Инсаров

ТРИ  ЭТАПА ВСЕМИРНОЙ БОРЬБЫ

По многим формальным признакам борьба французских пролетариев во Франции 2006 г. была похожа на аналогичные пролетарские выступления последних 14 лет – лет, прошедших после краха государственно - капиталистических режимов. Вопреки надеждам буржуазии, крах мнимого коммунизма в СССР означал не «конец истории», но начало нового этапа в истории пролетарской борьбы.

Начало этого нового этапа можно, наверное, отнести к малоизвестным пролетарским восстаниям в иракском Курдистане в начале 1991г. – восстаниям, задавленным совместным усилиями курдских националистов и иракского режима Саддама Хуссейна. Вслед за этим последовал бунт в Лос-Анджелесе в 1992г., затем наступила пауза в несколько лет, но с 1997г. выступления шли почти непрерывно, они гасли в одной точке земного шара лишь затем, чтобы вспыхнуть в другой.

1997г. – полуреволюция в Албании, в ходе которой 14 городов Юга страны, контролировавшихся народными собраниями создали конфедерацию. 1998г. – восстание в Индонезии. 1998-1999гг. – подъем пролетарской борьбы в России. В начале 2000-х годов на несколько лет центр борьбы переместился в Латинскую Америку – 2001г. – полуреволюция в Аргентине, 2000 и 2005 гг. – восстания в Эквадоре, 2003г. – восстание в Боливии. Затем на рубеже 2004 и 2005гг. волна охватила СНГовию – Украину, Россию, Киргизию, Узбекистан. И вот радикальное пролетарское движение борется уже не на периферии мирового капитализма, а в одном из его центров – в Западной Европе.

Каким наивными апологетами капитализма выглядят теперь украинские левые сталинисты, издающие журнал «Против течения», журнал, в №3 которого черным по белому написано: «Революция в империалистических метрополиях не имеет шансов. Верить в нее – маниловщина.  Мировых кризисов, сравнимых по масштабам с Великой депрессией, больше не будет. Современный капитализм научился снижать их накал, изобрел множество национальных и международных институтов для их глушения, а также умеет перекладывать основную их тяжесть на периферию империалистического мира. Никакие войны и конфликты не могут разжечь пламя мировой революции в империалистических метрополиях, поскольку коммунистическая идеология как политическая альтернатива находится там на последних задворках. И положение не изменится, пока миру не предстанет более положительный опыт социалистического строительства, чем советский…» (Д. Левыкин. Немецкая «Левая партия» на парламентских выборах 2005г.// «Против течения», №3, с.42).

С точки зрения сталинистской концепции империализма современное пролетарское движение во Франции совершенно необъяснимо. Эта концепция (восходящая, впрочем, к идеям Гобсона и Ленина) считает, что пролетариат Запада (или, во всяком случае, его большая часть) обуржуазился и превратился в рабочую аристократию, паразитирующую за счет трудящихся Третьего мира, и именно поэтому никакой революционности ждать от него не приходится.

На самом деле реальная динамика капитализма гораздо сложнее. Да, бесспорно, что рабочая сила в странах капиталистической периферии дешевле. Поэтому капиталисты при прочих равных условиях склонны вывозить капиталы туда (создавая тем самым в странах зависимого капитализма современную промышленность и революционный пролетариат). Однако следствием этого для стран капиталистического центра является деиндустриализация и превращение значительной части вчерашних рабочих не в жирующих за счет Третьего мира рантье, а в отверженных безработных. С другой стороны происходит ухудшение положения остающихся в странах капиталистического центра наемных работников. Капиталисты говорят им: «зачем мы будем платить вам прежнюю зарплату и сохранять вам прежние условия труда и жизни, если мы можем нанять рабочих в Индии или Таиланде за вдесятеро меньшую зарплату. Соглашайтесь с уменьшением реальной зарплаты и общим ухудшением жизненных условий, иначе вообще окажетесь за воротами».

Все последние 30 лет глобального наступления капитала на пролетариат сопровождались ухудшением жизни пролетариев не только капиталистической периферии, но и капиталистического центра, происходило выравнивание жизненных условий мирового пролетариата по худшим образцам. Не пролетарии Третьего мира поднимались до уровня жизни Первого мира, а пролетарии Первого мира опускались до уровня Третьего мира. Исчезла прежняя жесткая географическая грань между Первым и Третьим Миром. Острова Первого мира теперь можно найти в Третьем мире, отмечает социальный исследователь, Тони Негри, - а моря нищеты, в послевоенное тридцатилетие считавшиеся исключительным достоянием Третьего мира, теперь в изобилии встречаются в Первом мире.  «Третий мир не исчез совсем в ходе объединения мирового рынка, а стал частью Первого мира, стал гетто, городом трущоб, фавеллой в самом его сердце... Первый мир, в свою очередь, перешел в Третий в форме бирж и банков, транснациональных корпораций и холодных небоскребов, денег и управления. И экономическая и политическая география в равной степени изменены таким образом, что разграничительные линии между различными зонами сами по себе стали нестабильными и подвижными. В результате весь мировой рынок все больше представляется единой взаимосвязанной сферой эффективного применения капиталистического управления и принуждения».

Против ухудшений условий труда и жизни и выступили молодые французские пролетарии. За последние 11 лет это уже не первое выступление пролетариев Франции. Нельзя забывать ни о забастовке декабря 1995г. против наступления на пролетариев государственного сектора, ни о борьбе французских пролетариев в 2003г. против антипенсионных реформ. Нельзя забывать, наконец, и о мятеже молодых пролетариев пригородов в ноябре 2005 года.

А причем здесь пролетарии?, - спросят нас.- Каким боком могут быть причислены к пролетариям студенты, самая что ни на есть мелкая буржуазия, или безработная и самозанятая молодежь пригородов?

Класс эксплуатируемых капиталом лишенных власти и собственности работников не образует неизменяющуюся надисторическую категорию, он эволюционирует вместе с эволюцией капитализма. Те, кто смотрит на пролетариат сквозь очки полувековой давности и считает пролетариями лишь имеющих постоянную работу рабочих крупных промышленных предприятий, организованных в профсоюзы и голосующих за самую правильную коммунистическую партию, те очень ошибаются и отрезают себе путь к революционному действию. С головой, повернутой назад, невозможно идти вперед… В 1830-е годы великому французскому революционеру Бланки на одном из бессчисленных судов над ним судья задал стандартный вопрос: «Ваша профессия?» – «Пролетарий» – «Во Франции нет такой профессии». – «Девять десятых населения Франции принадлежат к ней».

Говоря о том, что девять десятых населения Франции являются пролетариями, Бланки понимал под пролетариями не рабочих очень редких тогда во Франции крупных промышленных предприятий, но всех, эксплуатируемых капиталом и государством. И подобная характеристика полностью применима к современной ситуации. Современный пролетариат – это  не общепризнанный авангард человеческого прогресса, каким он считался в 1870-1960-е годы, а класс отверженных и обездоленных. Но именно на такой же класс отверженных обратил свой взор молодой Маркс и именно к нему, к классу «детей Каина» взывал великий французский поэт Бодлер:

«Каина дети! На небо взберитесь!

Сбросьте неправого бога на землю!».

Буржуазия своим непрерывным наступлением последних 30 лет сломала классовый компромисс, длившийся в Западной Европе почти столетие. Пролетарии лишились завоеваний и прав, закрепленных формально в законах и фактически охранявшихся партиями и профсоюзами – партиями и профсоюзами. Эти права защищали рабочего от полного всевластия хозяев и в то же время на корню душили все революционные устремления рабочих. Эти права обеспечивали нерушимость условий капиталистической эксплуатации, условий, умеряемых партиями и профсоюзами от эксцессов. Реформистские партии и профсоюзы были посредниками между капиталом и пролетариатом, посредниками, которые удерживали буржуазию от избыточных злоупотреблений своей властью и в то же время подчиняли пролетариат буржуазии. Теперь нет посредников, теперь класс стоит против класса и только сила может решить спор между ними. Что ж, только от решимости пролетариев зависит стать сильными…

История пролетарской борьбы прошла через два основные этапа и вступила в новый, третий этап.

Первый этап пролетарской борьбы – это раннее революционное пролетарское движение. В историческом центре мирового капитализма – в Западной Европе – этот этап кончается поражением Парижской Коммуны. Пролетарии этого периода – это либо сопротивляющиеся принудительной пролетаризации ремесленники либо помнящие дофабричную жизнь промышленные рабочие первого поколения. Вопреки марксистски-прогрессистским догмам, эти ранние пролетарии выступают в качестве чрезвычайно революционной силы. Они не считают капитализм вечным и естественным. Они видели его начало и именно поэтому надеются увидеть его конец. Кроме того, работая на небольших предприятиях, они чувствуют, что прекрасно могут управлять этими предприятиями сами, без начальников.

Революционно-социалистическое сознание пролетариата являлось в ту пору реальным фактом. Каким образом возникло данное сознание? Оно появилось не изнутри капитализма, не из капиталистического предприятия и капиталистической системы самих по себе. Оно явилось результатом столкновения возникающей капиталистической системы с присущими пролетариям первого поколения (разоренным капиталистами крестьянам и ремесленникам) традициями средневекового общинного коллективизма. Именно благодаря таким еще существующим традициям общинного коллективизма пролетарии 19в. куда с большей легкостью, чем современные пролетарии, могли самоорганизоваться для совместной борьбы - самоорганизоваться не в масштабах всего общества, но в масштабах мастерской, цеха, квартала, даже города. Именно благодаря традиции коллективистских отношений, присущих деревенской общине и средневековому цеху, пролетарии первого поколения понимали возможность смены капитализма другим строем, при котором коллективистские отношения охватят все общество:   "...в ночь перед казнью Джеку приснилась Англия. Она была невысокая и тесная, как деревенская кузница.  Джек шел по Англии узким проходом, а у стен стояли и работали свою работу разные люди: бочары, кровельщики, седельщики, шорники и пивовары.  Тут же, у стен, примостились со своими оселками и косари. По красным, воспаленным векам он узнавал кузнецов и угольщиков, а те, которые сильно кашляли, это были люди с серных разработок. В Англии было тесно и шумно, но все работали мирно и никто никого ни в чем не упрекал. А когда кому-нибудь случалось обронить на пол топор, долото или шило, двое или трое соседей наклонялись, чтобы ему помочь".

Современный историк Эрик Хобсбаум отмечает, что в странах наиболее быстро развивающегося капитализма в Британии и во Франции в начале 30х годов 19 века «самосознание пролетариата как класса уже существовало». Именно в этих странах в 20е годы того же века «родились и концепция и слово “социализм”.  Оно сразу было принято рабочими в меньшей степени во Франции и широко распространилось в Британии».

Правда в ту пору существовали уже и крупные фабрики и число их росло. Там наряду с пролетариями низкой квалификации (зачастую выходцами из сельских общин), трудились рабочие-ремесленники, наследники цеховых мастеров Средневековья. В ту пору квалифицированные рабочие выполняли множество операций на станках, на которых можно было обрабатывать и огромные и крошечные детали. Разделение труда не зашло столь далеко, как в последующую конвейерную эпоху; труд квалифицированного рабочего отчасти носил творческий характер. Будучи высококвалифицированными специалистами, такие рабочие зачастую, разбирались в производственных процессах много лучше администрации. Современный немецкий социальный исследователь Карл-Хайнц Рот писал: «…Квалифицированные рабочие-ремесленники, пусть и проиграв ожесточенные оборонительные бои на первой фазе индустриализации, еще до рубежа столетий (19 го и 20 го – прим. ред.)  действительно в значительной мере держали в своих руках кооперирование труда на фабрике... Но процесс концентрации промышленности к этому времени далеко еще отстоял от выдвинутых Марксом критериев - “критической массы” и всеобщего распространения (особенно в сельском хозяйстве). Поэтому тип выплавленного на промышленных крупных предприятиях производственно-сознательного рабочего-ремесленника, несмотря на свою большую организационную мощь, так никогда и не стал преобладающим по отношению ко всему пролетариату».

Социализм для пролетариев первой волны – это строй рабочего самоуправления, когда все работники вместе управляют производственным процессом. Еще нет рабочей бюрократии – этой социальной основы реформизма, еще нет реформистских партий и профсоюзов. Еще не произошло деления рабочей борьбы на политическую и экономическую, поскольку пролетариат лишен избирательного права и не интегрирован в политическую систему капитализма. Основные методы борьбы – это митинги, заговоры и восстания, т.е. прямое действие, основные формы рабочей организации – это политические клубы и тайные общества. Цель – революция, революция одновременно и против пережитков прежнего докапиталистического гнета, и против наступившего нового капиталистического гнета. «Можно ли назвать Парижскую Коммуну социалистической революцией? - задает вопрос Хобсбаум.- Почти наверняка можно, хотя этот социализм был еще мечтой времени, предшествовавшего 1848 году, мечтой о самоуправляемом сообществе или сообществах производителей, требующих радикального и систематического вмешательства общественной власти».

Это раннее революционное пролетарское движение потерпело решающее поражение с гибелью Парижской Коммуны. Именно гибель Коммуны обусловила неизбежность нового, реформистского этапа в рабочем движении, этапа, идеологией которого в большинстве стран (кроме США и Англии) стал марксизм. Здесь не место рассматривать, почему и как теория революционера Маркса превратилась в реформистскую теорию марксизма. Достаточно указать, что подобное превращение сделалось возможным в том числе благодаря марксовому прогрессизму, прогрессизму, который давал возможность соединять реформистскую практику в настоящем с надеждами на революцию в неопределенном будущем. Не место здесь также во всех подробностях рассматривать историю марксистского реформистского столетия, достаточно указать, что в 1914-1919гг. часть марксистов предприняла замечательную попытку порвать с социал-демократическим марксизмом и вернуться к революционному коммунизму. Но эта попытка оказалась, по большому историческому масштабу, не началом нового, а рецидивом великого прошлого и предвосхищением великого отдаленного будущего, в настоящем же Третий Интернационал полностью переродился и стал откровенным пособником буржуазии в три раза быстрее, чем Второй.

Если оставить в стороне эту великую попытку 1914-1919гг., и смотреть на доминирующую социал-демократическую тенденцию марксистского столетия, мы увидим следующие определяющие признаки второго этапа пролетарской борьбы.

Основной фигурой пролетарской борьбы этого периода является потомственный промышленный рабочий. Он лишен непосредственной памяти о докапиталистических порядках и другой жизни, чем при капитализме, не знает. Социализм для него – это тот же капитализм, только без его плохих сторон. Такому представлению о социализме способствует и то обстоятельство, что рабочий на конвейере крупного промышленного предприятия лишен знания о производственном процессе в целом, знания, каким обладал ремесленник в небольшой мастерской. Конвейерный рабочий выполняет лишь узко специализированные операции, обычно плохо представляя себе принципы работы всего производства. Он не чувствует себя способным обойтись без начальника – другое дело, что на его взгляд, начальники должны быть хорошими или, самое большее, выборными и подконтрольными.

Борьба потомственных промышленных рабочих жестко и плотно контролируется реформистскими партиями и профсоюзами. Происходит четкое деление борьбы на экономическую – забастовки на предприятиях и политическую – выборные кампании. Рабочие получили избирательное право и, т.о, были интегрированы в политическую систему капитализма. Реальной целью борьбы рабочих данного периода являются реформы, к практической ориентации на которые в большинстве случаев добавляется мечта о социализме, мечта, столь же мало воздействующая на реальное поведение, как на поведение большинства христиан – мечта о рае. Для этой стадии пролетарского существования хорошо подходит описание современного немецкого историка Эрнста Нольте, который считал, что в условиях индустриального общества 20го столетия пролетариат практически неизбежно попадает под власть технобюрократии. Нольте писал : «…буржуазное общество… будет нерушимо, и тем в большей степени, чем дальше оно отойдет от исходной точки развития, если только пролетариат останется изолированным. Технические и интеллектуальные кадры индустриального общества не обязательно должны порождаться буржуазно-либеральным путем, но если они уже есть, пролетариат не может победить, если они выступят против него…». В таких условиях, утверждал Нольте, чистая пролетарская революция невозможна.

Второй этап пролетарского движения легко делится на три подэтапа (вообще приводимая нами хронология относится прежде всего к Западной Европе, в странах запоздалого капитализма эта хронология была другой и – что важнее – этапы накладывались друг на друга, - сила русского и испанского рабочего движения первых десятилетий 20 века шла от первого этапа, а их фатальная слабость – от второго). 1871-1914гг. – первая эпоха социального компромисса, расцвет социал-демократии, 1914-1945гг. – кризисная эпоха войн и революций, момент бифуркации, когда разные классы борются за противоположные пути решения общественного кризиса. В этой борьбе победила буржуазия, но она была вынуждена пойти на значительные уступки пролетариату. Наступили идиллические десятилетия 1945-1968 «государства социального обеспечения» (то, что идиллию эту нельзя принимать буквально, для революционеров понятно само собой).

В конце 1960-х годов начался кризис «государства социального обеспечения». Всем стало очевидно, что эпоха социального компромисса подходит к концу, что государство социального обеспечения обречено, вопрос состоит лишь в том, будет ли оно свергнуто социальной революцией или капиталистической реакцией. В длившейся больше 10 лет борьбе силы революции потерпели поражение, и с начала 1980-х годов капиталистическая реакция перешла в наступление по всем фронтам. Началась политика неолиберализма и шокотерапий. Государственные предприятия приватизировались, трудовое законодательство менялось в сторону ухудшения прав работников, росла безработица, ликвидировались или урезались социальные пособия и дотации неимущим. В итоге даже в ведущих странах Запада квалифицированные рабочие и служащие, имеющие постоянную стабильную работу, перестали составлять основу пролетариата. Невероятно возросло по сравнению с предыдущими годами число временно или неполностью занятых, безработных и перебивающихся случайными заработками. Особенно высока безработица среди молодежи. Те же самые процессы, но в еще больших масштабах имели место в странах капиталистической переферии – в Азии, Южной Америке, на Востоке Европы. В начале 1990-х годов буржуазия праздновала триумф и осмелилась даже провозгласить «конец истории».

Одновременно, происходили определенные изменения в сфере общественного производства. Появились новые технологии. Отличительная черта новых технологий - это, по мнению Элвина Тоффлера и других исследователей постиндустриализма - искусственный интеллект, миниатюрность, компактность, способность сберегать ресурсы. В этих условиях возникает необходимость качественно нового подхода к труду. Он теперь может основываться не на изматывающей рутине повторяющихся сравнительно простых механических операций, а на гибком творческом отношении к производственному процессу и на суверенном распоряжении рабочим временем.

Конвейеры постепенно отходят в прошлое. Резко возросла потребность в творчески мыслящих специалистах, способных работать со сложным оборудованием, кооперироваться между собой  и самостоятельно принимать решения. Как ни странно, но дальнейшее усложнение процессов труда делает подобную кооперацию все более необходимой. Наемные работники, управляющие производственными процессами, должны действовать как одна команда, хорошо понимать друг друга.  В противном случае возникнет чрезвычайно опасная ситуация нарушения координации между производственными процессами. И никакая бюрократия не способна больше данную задачу решить.    

Крупные предприятия начали дробиться на множество небольших, автономных подразделений, зачастую конкурирующих между собою. В рамках этих подразделений некоторая часть трудящихся получила (с ведома и под контролем начальства) возможность самостоятельно организовывать трудовой процесс. Сложность, однако, состоит в том, что высококвалифицированные пролетарии, представляющие собой сегодня ядро производственного процесса, находятся между собою в конкурентных отношениях и свысока смотрят на безработных и временно-занятых.

Наконец, в условиях глобализации, кризис переживает и идея нации. Миллионы людей покидают свои страны, эмигрируя в более развитые регионы. Их место, напротив, занимают миллионы беженцев из других регионов и стран, и даже с других континентов. В таких условиях роль национального правительства свелась к конкуренции с другими правительствами за привлечение транснационального капитала. Естественно требование международного капитала: максимальная гибкость в эксплуатации местной рабочей силы. Это означает ограничения для работы профсоюзов, дальнейшее ухудшение трудового законодательства, абсолютную власть предпринимателя на производство. А с другой стороны - все более низкие налоги на бизнес. Это в свою очередь, лишает подпитки социальное государство, разрушает его, ведет к росту неравенства и превращает жизнь пролетариев, отныне лишенных пособий, бесплатной медицины и образования, субсидий на жилье и пр. в настоящий ад. Отсюда необходимость поддержания эффективного порядка – важно контролировать пролетарские протесты и вовремя подавлять их. Современный исследователь глобализации Зигмунт Бауман отмечает, что современные государства все больше превращаются в полицейские участки, конкурирующие между собой за размещение капитала.

Если государство не выполняет необходимые требования, то финансовые потоки обходят его стороной и оно превращается в сплошную зону бедствия. Если же выполняет, то принуждено разрушать любые механизмы социальной защиты и любые твердые гарантии в области трудовой деятельности. И в этом случае оно, опять-таки становится зоной бедствия и превращается в агента международного капитала.

Итак, третий этап пролетарской борьбы, предвестником которого был май 1968г. продолжал свою эволюцию. Этот третий этап далеко не полностью определился в своих характеристиках – в том числе и потому, что большая часть левых, ностальгически глядя назад, в упор не замечала его существование. Но без осознания людьми их собственных действий эти действия носят обыкновенно характер невнятной межеумочности.

Какие характеристики этого третьего этапа пролетарской борьбы мы можем определить уже сегодня?

Первое и, возможно, главное. Промышленные рабочие не являются более ведущей силой, авангардом всего пролетариата, а забастовка не является главной формой пролетарской борьбы. В пролетарских выступлениях последних десятилетий на равных участвуют промышленные рабочие, безработные, самозанятые, пролетаризированные в результате разорения мелкие буржуа и пр. пролетарские слои. Ведущей формой их борьбы является прямое действие – демонстрация, перекрытие дорог, захват административных зданий и т.п. Центр борьбы – не на заводе, а на улице. Реформистские партии и профсоюзы слабо контролируют или вовсе не контролируют борьбу. Достаточно часто (как сейчас во Франции, например) борьба руководится общими собраниями.

Все это – сильные стороны нового пролетарского движения, стороны, отрицающие второй, реформистский этап пролетарской борьбы и воскрешающие многие замечательные черты героического первого этапа. Но нельзя забывать о слабых сторонах современного пролетарского движения.

Современные пролетарии, в отличие от ремесленников и рабочих первого поколения, в значительной степени атомизированы развитием капитализма, жизнью в условиях постоянной конкуренции. Выходящие на улицу против очередного грабительского закона или избирательного мошенничества пролетарии очень часто представляют собой не совокупность органических коллективов, а толпу одиночек, толпу, легко поддающуюся на посулы оппозиционных буржуазных фракций. Своей доверчивой бестолковостью современные пролетарские выступления порою заставляют вспоминать восстание «Ника» в Константинополе в 532г. (кто не знает, что это было, пусть прочитает роман В. Иванова «Русь изначальная»). Эти выступления легко вспыхивают и легко гаснут, не оставляя за собой устойчивой традиции. Много раз власть лежала на улице (Албания, Аргентина, Боливия, отчасти – Украина и Киргизия), но пролетарии не догадались, что нужно наклониться и поднять ее. Для подавления этих движений, в отличие от подавления восстаний парижских пролетариев в 1795, 1848 и 1871г., буржуазии даже не требуется военной силы. Единственный случай, когда пролетарское выступление было подавлено военной силой – это Узбекистан прошлого года, во всех остальных случаях оно проиграло из-за собственной политической слабости.

Современный промышленный пролетариат есть огромный массив, сохранившийся со времен индустриального капитализма в нашу эпоху, когда капитализм вступил в стадию деиндустриализации. Без промышленных рабочих, которые могут как парализовать капиталистическое производство, так и наладить (в союзе с инженерами, учеными и т.д.) производство на новых началах – ни того, ни другого не могут сделать сами по себе ни студенты, ни молодежь из пригородов – революция невозможна. Однако промышленные рабочие сейчас не находятся ни на острие общественного прогресса, ни в самой глубокой точке общественного упадка. Если проводить аналогию с военным искусством античности, то студенты и молодежь пригородов, это – легкая пехота, начинающая бой, а промышленный пролетариат – тяжелая пехота, вступающая в бой последней, но решающая его судьбу.

Современный пролетариат многонационален - более, чем когда-либо. Потенциально многообразие культур несет в себе возможности для синтеза, появления новой великой цивилизации. Но вместе с тем, именно в силу сохраняющихся национальных различий, пролетариат разобщен более, чем когда-либо. А подобное разобщение таит в себе опасность роста межнациональных конфликтов, как суррогата классовой борьбы.

Отсутствует позитивная идея-сила. Пролетарии чувствуют, против чего нужно бороться, но не знают, за что бороться. Революционные группы, уцелевшие от прошлых героических времен (левые коммунисты и пролетарские анархисты) в значительной части случаев идут вперед, с головой, повернутой назад, а о современности любят говорить только альтерглобалистские реформисты.

Мы – не марксисты и не гегельянцы, и мы не верим в то, что новый этап пролетарской борьбы обязательно станет синтезом всех достоинств первых двух этапов,  и что все будет к лучшему в этом лучшем из миров. Единственное, в чем мы уверены, так это в том, что «боритесь – и поборете», и что действовать нам придется именно в том пролетарском движении, которое есть сейчас, а не в том, которое было когда-то.

В конце концов, на своих первых стадиях раннее пролетарское движение своей бестолковостью и бессознательностью очень часто напоминало современные пролетарские бунты. Без сознательного действия людей, борцов, теоретиков, героев и мучеников пролетарской борьбы, оно никогда не стало бы тем, чем стало. Освобождение пролетариата невозможно без сознательного социально-революционного движения, а подобное движение невозможно без единства революционной мысли и революционного действия.

1. Тони Негри. Империя.

2. З.К. Шишова. Джек-Соломинка.

3. Эрик Хобсбаум. История Цивилизации.

4. Карл-Хайнц Рот. Новые классовые отношения и перспектива левых.

5. Эрнст Нольте. Фашизм и его Эпоха.

6. Элвин Тоффлер. Третья Волна.

7. Зигмунт Бауман. Глобализация: Последствия для человека и общества.

Cайт Конфедерации революционных анархо-синдикалистов": [Публикации]

Hosted by uCoz